Продолжая повесть о войне

Продолжая повесть о войне

 

Пожалуй, материал на эту тему следовало бы начать на более высокой ноте и с большим пафосом, соответствующим мужеству, отваге, человечности и памяти. Но слишком уж долго и густо эта страничка Великой Отечественной войны, страничка истории, была замешана на измышлениях, запретах, неточностях, на человеческой подлости… Неблаговидные деяния и роль десяти человек (имена которых нам были известны и остаются даже почитаемыми) на многие годы скрыли истину и обрекли на «безвестие» подвиг десятков тысяч считающихся и ныне без вести пропавшими под Керчью в мае 1942 года. К сожалению, и сейчас события сорока восьми летней давности, произошедшие на Керченском полуострове, остаются для многих неясными и не заслуживающими внимания. Поэтому этот материал я решил начать прозаично.

…Октябрьское солнце заблудилось в жёлтой листве парков и улиц Ростова, а в административных «линиях» одного из ведущих вузов Северного Кавказа заблудилось решение незначительного вопроса, по поводу которого я уже четвёртый раз сидел в кабинете проректора по АХЧ. Проректор опять объяснял, что «это сложно», что «надо ждать», ссылался на параграфы, пункты, инструкции… А потом, видимо, и сам поняв несерьёзность своих доводов, неожиданно перешёл в наступление совершенно по другому вопросу:

— Думать обо всём нужно материально, а вы все с идеалами! Пора приносить материальную пользу. Это ведь вы — идеалисты — довели страну до кризисного состояния… Ну, вот что дают конкретно ваши поиски под Керчью вузу, Ростову, вам самим? Вот так, положа руку на сердце, о чём здесь вообще можно говорить, кроме как не о голом патриотизме?..

Одним словом, разговор не получился. Со многим можно было бы поспорить, если бы был смысл, А смысла не было. За восемь лет нашей работы по «неперспективной», «позорной», «непатриотичной» (это лишь отдельные эпитеты из длинного ряда) теме и истории Крымфронта мы не раз слышали подобные и даже более жёсткие и безапелляционные выражения. Слышали от людей разного уровня, в том числе и от товарищей более высокого, чем проректор (я имею в виду уровня не умственного, а партийно-административного). И в их поучениях часто мелькал один и тот же довод, правда, с авторской интерпретацией: «Вам что, нечем заниматься в Ростовской области? Чего вы выезжаете за семь вёрст…, не всё равно, где в земле копаться? Или там, под Керчью, ростовчан много погибло?».

В принципе, есть, конечно, резон в этих замечаниях. Да, по нашей области, где война несколько раз перемещала линии фронтов, далеко ещё не всё выяснено, найдено, не все павшие захоронены, не все имена известны… Но всё же что-то смущало и смущает в этих трезвых рассуждениях. Может быть, слащавый душок местничества, мол, пишите, пишите Историю о Себе и о Своих…

С 1982 года мы идём по следам подземного гарнизона, сражавшегося в полном окружении у каменоломен Керчи, ещё шесть (!) месяцев после трагедии Крымфронта мая сорок второго, ещё шесть месяцев жили и сражались бойцы и командиры после того, как их жены и матери уже получили похоронки и извещения о том, что они пропали без вести. Мы постоянно публиковали материалы об экспедициях и находках в областной и центральной прессе. И особенно после этих публикаций в письмах, телеграммах, по телефону у нас спрашивали: «А участвовали ли в тех событиях наши земляки?». И мне всегда хотелось спросить: «Ну, а если не участвовали, что тогда? Бросить тему, как неинтересную, «неродную»? Оставить другим, чьи земляки окажутся среди участников тех событий и павших в тех местах?..»

И даже сейчас, решившись писать о наших земляках-аджимушкайцах, я буду говорить и об их однополчанах, никогда не видевших Дона. Так что вы уж простите меня, сугубо местные «патриоты».

Даже несколько лет назад из наших земляков-ростовчан, павших на керченском полуострове или сражавшихся в этих местах, мы слышали фамилии двух-трех человек. А знали лишь одного человека — Александра Васильевича Белова. С ним не однажды виделись в Керчи на встречах аджимушкайцев, приезжали в Новочеркасск в небольшую, уютную его квартиру. О многом беседовали, но всегда разговор, так или иначе, касался сорок второго года и подземного гарнизона.

Еще в 60-е годы, работая учителем в средней школе, Александр Васильевич организовал новочеркасским школьникам поездку, привез в Керчь и повел по каменоломням. Именно здесь лейтенант А.В. Белов, командуя взводам 339-й стрелковой дивизии 51-й армии, продолжал свой фронтовой путь после Миуса, здесь в составе подземного гарнизона участвовал в сопротивлении, здесь был взят в плен…

А вот фамилии других ростовчан, повязанных с Керчью войной и кровью, мы не знали. И нет-нет, а приходилось слышать недоуменный вопрос — почему мы занимаемся Керчью? Что, мол, нет работы поближе? И тут же, вкупе с вопросами, призывали и предлагали браться за более близкие для наших донских мест темы войны.

И возможно, сейчас, читая этот материал, кто-то скажет: «Так это и разумно, целесообразно, патриотично. Каждый пусть занимается поисками у себя, а не выезжает Бог весть куда!»…

Да, на первый взгляд все разумно в этих мыслях. Но знаете, что-то всегда смущало и продолжает смущать, несмотря ни на что, в этих слишком «трезвых» и прагматичных рассуждениях. Может быть, слащавый душок местничества, эдакая позиция «кулика, кто всяк свое болото хвалит»…

Понятно, что это не самое страшное, но вот в этом подходе «сквозит» некоторая запрограммированность, тенденциозность и однобокость, которая обязательно проявится в исследованиях и в написанных страничках истории после таких установок.

Ведь получается, мол, пишите Историю, познавайте, ищите, но о ближних и о своих. А что? И писали, и искали, поднимали архивы лишь о том, что касалось нас… А если документ не по теме, то и обращаться с ним можно соответственно… А если фамилия погибшего солдата не из наших мест, так и забыть не грешно, да и на памятнике не обязательно высекать…

Наверное, пятьдесят лет назад даже для восемнадцатилетних мальчишек не существовало понятий, которые сегодня мы пытаемся искусственно вывесить вместо знамени — моя республика, моя земля, моя национальность, моя история… И может быть потому те мальчишки, что полегли на наших полях, в болотах, лесах, все-таки победили в той войне.

Да, такой подход к войне и к нашей истории аморален.

 

И так. Долгое время из числа защитников подземной крепости города Керчь мы знали фамилию уроженца донского края – жителя Новочеркасска Белова Александра Васильевича. В документах нашли упоминание о лейтенанте Роговом из Ростова. И еще одна фамилия, связанная с нашей областью мелькнула в воспоминаниях Гунашева из горного Дагестана, который рассказывал о медсестре Лукьянченко Надежде, окончившей то ли медучилище, то ли мединститут в Ростове-на-Дону, и погибшей в каменоломнях летом 1942 года. И больше ни одной фамилии. Даже за пять лет поиска нашей группы в подземельях не удалось получить даже небольшой зацепочки по нашим землякам, словно их не было на Крымфронте и Аджимушкае…

Но не случайно в народе живет такая присказка: «То пусто, то густо…»

Один лишь день очередной экспедиции 4 августа 1987 года прервал «полосу умолчания» о наших земляках.

Вначале был найден солдатский медальон с не плохо сохранившейся запиской:

«Голум(т)бович  Арнольд Аронович, год рождения 1899.

Военное звание — (неразборчиво)… 111 ранга

Уроженец: РСФСР, Донском край, город Ростов.

Адрес е«мьн: Голум(т?)бович С.М.

Аз. ССР, гор. Баку, ул. …(неразборчиво) № 205…»

 

А еще через пару часов новая находка.

Из Полевого дневника экспедиции журнала «Вокруг света» «Аджимушкай-1987»:

«4 августа 1987 г.

«…Мне было противно и тошно смотреть на этих фрицев… Так что, мама, я доволен этой первой встречей и боем. Значит, я умею постоять за свою Родину. Это для меня святое… И я вам обещаю, мама, беспощадно буду убивать, буду мстить за всех погибших, за всех расстрелянных, сожжённых…» — я ещё раз перечитал строки с фронтовой газеты, датированной 6 февраля 1942 года и найденной вчера при обходе каменоломен, вложил в конверт и выглянул из палатки. Небо всё такое же дождливое, но у горизонта появились солнечные трещины в этом сером монолите. Сегодня первый рабочий день экспедиции, но успели только провести инструктаж по технике безопасности и дважды промокнуть под проливным августовским дождём. Только в одиннадцатом часу, когда дождь поутих, ушли в подземелье четырьмя группами.

У завала, где в феврале отрыли останки пяти человек, обнаружили следы недавних поисков местных мальчишек — переворошённые камни, разбросанные человеческие кости, фрагменты старых газет и листовок (это их не интересует). Приходится идти по их следам и ещё раз пересеивать грунт. Заинтересовали только что обнаруженные семь ям в каменном полу. Ширина до 60-ти сантиметров, длина в рост человека, глубина небольшая, все ниши вырублены чем-то острым в теле скалы, и в каждой с перемешанным грунтом попадаются отдельные человеческие кости, а в средней обнаружили и нетронутые останки солдат. Теперь ясно — эти ниши — могилы. Сколько же надо было иметь сил и человечности осаждённым, чтобы в тех условиях вырубить в известняке эти саркофаги (?!) и попытаться похоронить командира или просто товарища по-человечески?!

Студент Ростовского госуниверситета Игорь Бессарабов стал работать кисточкой и ножом. Ещё несколько лучей от шахтёрских фонарей сошлись на этом квадрате, вырывая его из темноты.

— Начальник!.. — Игорь смотрит на меня, руки опущены, в бороде радуются глаза. — Держи. Солдатский медальон!..

Вот это да, в первый же день и такая находка!..».

Но та находка оказалась даже более интересной, чем мы могли ожидать, — вместо стандартного вкладыша в медальоне оказался обрывок военной карты. На одной стороне карандашная запись адреса: «гор. Шахты, Антрацитовая, 36, Букаковой Марии».

А на другой стороне ещё два адреса: «Полтавська обл. Калашныкивськый с/с колхоз им. Лобача. Кабак Афанасий. Ростов, обл. гор. Шахты, Мельничный переул. № 28. Борута Грыгор. Фёдор.»

Этот медальон был первый с ростовским адресом, который удалось обнаружить в каменоломнях Аджимушкая.

Три адреса, маленький клочок карты и сколько вопросов!..

В Шахты выехали через пару недель после возвращения из Керчи. В старом районе города нашли улицу Ионова (бывшая Антрацитовая), но Бугакову Марию разыскать не удалось.

— Да были, были такие — вспомнила одна из старожилов улицы. — Только не Бугакова, а Булгакова. В пятидесятых уже замуж вышла и переехали. А куда — один бог ведает.

Боялись, что и по второму адресу никого уже не найти. Но Мельничный переулок всё также и стоит Мельничным, и Боруту Григория Фёдоровича нашли, только не в доме № 28,  а в тридцать втором (номера домов после войны сдвигались).

— Нет, медальон это не мой.

Григорий Фёдорович аккуратно положил фотокопию записки медальона на скамейку и опустил большие, потемневшие от непростой жизни руки на колени, чтобы мы не увидели, как вдруг задрожали  пальцы.

—           Не мой. Это моего племянника Петра. Он пропал без вести в сорок втором в Крыму. Пацан ещё был…

В сороковом приехал с Полтавщины к родной тётке в шахтёрский городок Пётр Кабак. Учился в ФЗУ, работал на шахте, тогда имени Петровского. Видимо, там же на шахте, познакомился с девушкой, возможно, полюбил (в своём «смертнике» адрес просто знакомой не пишут). Успел  сфотографироваться пару раз, успел несколько раз услышать от старых и скупых на похвалу горняков: «Доброго хлопца твой отец воспитал, Петро, доброго». Всего-то и успел. А что было-то его шахтёрского стажа?

—           Без году неделя. А что возраста-то было — чуть больше, чем рабочего стажа. На фронт ушёл в первый месяц войны. А уже через год БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАЛ…

—           Этот Крымский фронт…, — Григорий Фёдорович сдержался. — Меня забрали 16 октября 1941 года, хотя и бронь была. Формировались в Краснодаре, а 1-го января сорок второго уже из-под под Новороссийска да под Керчь в составе 51-й армии. Не думал, что и Петро где-то здесь воюет. Стояли на высотке Карлеут, а на соседней немцы. В апреле пару раз пробовали выбить — да куда там, только ребят положили. А 8 мая они ударили. В первом бою даже как-то радостно было, много фашистов оставили там лежать — хотя и патронов мало было, но артиллерия прикрывала. А 9-го слева обошли танки. Сзади артиллерия голос подала, да смотрю, ребята наши падают: пулеметчик Потапов, второй номер — Орехов, командир роты Крындясов, потом командир взвода Павлов… А то наша же шрапнель да с недолетом над нами… Еще через день ранило и меня. Очнулся уже в плену. Сколько концлагерей прошел!.. Долго считать придется…

Когда мы уходили, Григорий Федорович вышел проводить до калитки. Морщины на лице в рубцы сошлись, глаза больные:

Встретил я после войны двоих из всего нашего батальона — Иванова и Быкова. А в Краснодаре на формировании нас, шахтинцев, много было, и в Новороссийске перед десантом много было…

 

Вот те последние слова, сказанные в 87-м году, до сих пор занозой в сердце сидят. Так сколько же их было уроженцев Ростовской области сгинувших под Керчью весною 1942 года?

Так сколько же было солдат и командиров из других областей теперь уже бывших республик, теперь уже бывшей страны?

Сколько же было погибших и пропавших без вести на Крымфронте, отдавших свои жизни, завоевавших одну на всех Победу и не постоявших за ценой?…

Мы еще не знаем, а официальные источники молчат…

 

 

В. Щербанов.

Руководитель поисковых экспедиций

журнала «Вокруг света».

Газета «Комсомолец» №48 от 13.03.1990г.