Исследования на завале «Политотдел».

Исследования на завале «Политотдел».

 

Среди множества завалов, привлекавших внимание поисковых групп за годы проведения военно-поисковой экспедиции «Аджимушкай»,[1] большие завалы, расположенные в южной части Центральных каменоломен не раз становились объектами исследований. Из них более всего «повезло» завалу, обозначенному на поисковых картах № 56[2] и получившему в середине 1980-х гг. название «Политотдел». Впрочем, традиция называть объекты по наиболее значимым или интересным находкам установилась среди поисковиков Аджимушкая уже в первые экспедиционные сезоны, и с середины 1970-х гг. этот завал сменил немало названий – «Каретки пишущей машинки», «Штаба 1-го батальона», «Канцелярии», «Печатей». Последнее название дали этому завалу ростовские поисковики, начавшие на нем работы в 1984 г. и поразившиеся обилию среди находок разнообразных печатей и штампов.

Ростовский поисковый отряд продолжил на завале исследования, проведенные в 1975-1976 гг. группами из Миасса. Тогда считалось, что под завалом погребен штаб 1-го батальона гарнизона Центральных каменоломен [Архив КИКЗ, оп. 4, ед.хр. 508, 509]. Впрочем, интерес ростовских поисковиков к завалу № 56 был вызван не только этим. Некоторые участники обороны каменоломен утверждли, что под завалом находится один из подземных колодцев, вырытых защитниками каменоломен и впоследствии заваленный взрывом с поверхности [Щербанов, 1988, л. 51].[3]

На протяжении пяти лет ростовские группы работали на завале, получив довольно интересный вещевой и документальный материал и сосредоточив основные усилия на низовке с южной и юго-западной стороны. Но в ходе проведенных работ подтвердить рассказы о колодце и спрятанных документах так и не смогли. Хотя в отрабатываемых низовках удалось дойти до культурного слоя, а в юго-западной даже были найдены на лежанке из морской травы останки двух бойцов, которых посчитали саперами из команды, рывшей колодец [Щербанов, 1988, л. 53].

Параллельно с ростовчанами, в 1986-1988 гг. подступы к завалу и южную низовку активно разбирали одесские поисковики, которые тоже нашли довольно много фрагментов документов, позволивших им сделать вывод о том, что под завалом находится канцелярия интендантского управления Крымского фронта. Одесские группы дали завалу название «Политотдел», «прижившееся» и сохранившееся до сих пор. Однако и они, несмотря на то, что научный руководитель одесских групп В.М.Соколов отмечал, что это место очень интересное и перспективное [Соколов, 1987, л. 35], продолжать работы по какой-то причине не стали.

Скорее всего, это объяснялось большой трудоемкостью работ по разбору завала и отсутствием подобного прецедента в поисковой практике. Не разбирая конус завала расчищать низовку было невозможно. Впрочем, по мнению руководителей отрядов, невозможно было полностью разобрать и сам завал.

Действительно, завал «Политотдел» – один из самых крупных в Центральных каменоломнях. Он сопряжен со сквозной воронкой, выхода на поверхность через которую нет. Завал лежит на пересечении штолен и имеет подступы с пяти сторон, с разной высотой коридоров и уровнем пола; с южной и юго-западной сторон по всей ширине прохода выпилены большие низовки, уходящие под завал.[4] В ходе работ, проведенных в 1980-е гг., южные откосы завала были значительно выбраны и к моменту возобновления работ в 2000 г. представляли собой почти отвесные (в нижней части) стены, а подходящие штольни частично забиты отработанной породой. На поисковых картах все подступы к завалу отмечены как отработанные, так же как и низовка с южной стороны, которая на итоговой схеме работ за 1986 г. обозначена исследованной по всей ширине до границы завала [Архив КИКЗ, оп. 4, ед.хр. 901]. Впрочем, каких-либо данных о ее глубине в отчете нет. Со слов ростовских поисковиков известно, что ее разбирали на глубину до 1,5-2 м, хотя даже визуально определялось, что глубина больше.

Решение о возобновлении работ на завале «Политотдел» было принято в 2000 г. по нескольким причинам. Причем, первоначально задача проведения широкомасштабных исследований не ставилась (тем более речь не шла о полной разборке завала), а главной целью была попытка раскопать низовку на всю глубину и определить наличие и характер культурного слоя на ее дне.

В ходе предварительных разведок в качестве наиболее перспективного места для работы был выбран участок южнее завала, так как именно в этом месте в результате работы экспедиций 1980-х гг. часть грунта была выбрана, и, как представлялось, до скального основания оставалось не более 1-1,5 м. Кроме того, отработанные с этой стороны низовки штольни давали возможность  для складирования больших объемов выбранной породы.

В целях соблюдения безопасности и предотвращения обрушения конуса завала предварительно с него была снята часть грунта до образования своеобразной ступеньки-терассы, после чего началась выемка засыпи из самой низовки. Такая методика – постепенное снятие породы с конуса завала ступеньками — применялась и в дальнейшем, и оказалась достаточно эффективной при большом количестве работающих на завале поисковиков. С учетом трудоемкости работ выборка породы из низовки сначала проводилась по всей ее ширине, но узкой полосой – около 2 м. Засыпь низовки оказалась неоднородной и состояла из тырсы и сравнительно небольших обломков камня в верхней части, ниже которых находились каменные плиты.

В самом верхнем слое (видимо отработанном в 1980-е гг.) находок не было, но на глубине более 2 м пошел различный материал, подавляющее большинство из которого составляли боеприпасы и их фрагменты (минометные мины, головная часть снаряда, ручные гранаты разных типов, гильзы), предметы снаряжения, незначительное количество предметов быта (факела, осколки посуды, хозяйственный инвентарь и пр.). Здесь же стали встречаться и различные узлы и детали автомобиля (которые впоследствии были обнаружены практически по всему завалу). За разбитый остов машины было принято сначала и нагромождение металлических балок и уголков, открытое в центре раскопа на глубине около 2,5 м, однако, после полной зачистки металлоконструкций оказалось, что это куски и обрезки металлопроката различного профиля и длины с отдельными конструктивными элементами (отверстиями, крепежными болтами, проволочной обмоткой и пр.), назначение которых осталось неясным. Примерно на 1 м глубже расчищенного металла пошло огромное количество разнообразного материала, а толщина культурного слоя составляла в среднем 0,3-0,4 м, слегка уменьшаясь в сторону завала (к северу) и увеличиваясь до 0,5 м в южном направлении.

Непосредственно под металлическими балками, на дне низовки была сделана первая документальная находка – слипшаяся в единый пласт папка «Личное дело» [Симонов, 2000, л. 15, фото 5, 6]. К сожалению, состояние бумаги не оставило никаких шансов на получение хоть какой-нибудь информации. Мелкие обрывки папок встречались на достаточно большой площади – видимо, их было немало, а отдельные фрагменты еще одной папки «Личного дела» — рядом с первой, на пустом патронном ящике, залитом чернилами. В слое попадались и другие обрывки бумаги: главным образом, финансовые инструкции и документы, а также фрагменты листа блокнота приказаний и какого-то документа с угловым штампом «… фронта … 23 декабря… № 210/1/22» — но только мелкие обрывки с отдельными словами, не передающими содержания текста.

Вещевой материал оказался более интересным, чем документальные находки. Прежде всего, обращало на себя внимание огромное количество стеклянных и консервных банок и разнообразных бутылок, как разбитых и раздавленных, так и целых, а, кроме того, посуды и кухонных принадлежностей, не относящихся к предметам военного быта [Симонов, 2000, л. 16, фото 9-11]. Исключение составляли, пожалуй, только две перечницы из столового сервиза, напоминающие голубыми кантами посуду из сервиза РККА, но не имевшие стандартного знака (звезды и надписи). Найдено было и несколько предметов, явно принадлежавших гражданским лицам: перчатка из тонкой кожи коричневого цвета с застежкой, женская калоша и фрагмент браслета со вставками из стекла красного цвета и перламутра [Симонов, 2000, л. 16, фото 14-16].

Тем не менее, подавляющее большинство находок указывало на следы пребывания воинского подразделения. Не говоря уже о многочисленных патронах и гранатах (в том числе и немецких), нескольких снарядах и минометных минах, на дне низовки были обнаружены фрагменты обмундирования, знаков различия командиров и политработников разных родов войск, снаряжения, обрывки различных ремней и ремешков, до десятка поясных ремней, на одном из которых висел штык (7,62-мм винтовки СВТ-40) в ножнах.[5] Некоторые из найденных ремней были нестандартного образца с плоской рамочной пряжкой, а среди винтовочных подсумков попадались как двухсекционные, так и коробчатого типа. На крышке одного из таких подсумков удалось разглядеть слаборазличимую надпись «СТАРОСТИН» [Симонов, 2000, л. 16, фото 21]. Среди большого количества перегнивших брусков и досок встречались неплохо сохранившиеся куски от ящиков с боеприпасами, окрашенные краской темно-зеленого цвета, а также доски патронных ящиков с заводской маркировкой.

Часть находок можно было отнести, по крайней мере, к разряду необычных – пластмассовый трафарет с латинскими буквами, фрагмент деревянного медальона-смертника со следами зеленой краски, металлический респиратор с двумя клапанами и гофрированным шлангом под стандартную противогазную коробку [Симонов, 2000, л. 17, фото 24-26].[6] Определить характер некоторых предметов мы вообще затруднились – неясной осталась принадлежность пластмассовой накладки с заводской маркировкой «ФЭД» и обрывков позумента из металлизированной серебряной нити [Симонов, 2000,  л. 17, фото 27, 28]. Разнообразие же на столь малом по площади участке различных бытовых предметов, в том числе и личных вещей просто поражало.[7]

Впрочем, само разнообразие и обилие вещевого материала позволяло сделать некоторые предположения о характере использования исследуемого участка.

Не вызывало сомнения, что людей в этом районе было много, и, судя по фрагментам снаряжения и обмундирования, значительную часть из них составляли командиры. Остатки различных консервных банок, бутылок, посуды, однозначно указывали на то, что обнаруженные следы вряд-ли относились к периоду обороны каменоломен (даже ее первым дням), а продовольственное снабжение находившейся здесь (или поблизости) группы было весьма хорошим. Судя по найденным фрагментам подвесных эмалированных колпаков-светильников [Симонов, 2000, л. 18, фото 36] и электромонтажной арматуры, весь участок хорошо освещался.

С учетом ранее находимых в этом районе фрагментов документов и печатей, относящихся к органам управления армейского и фронтового уровня, напрашивался вывод о том, что территория, «накрытая» впоследствии завалом «Политотдел», непосредственно примыкала к месту дислокации в мае 1942 г. отделов и управлений штаба Крымского фронта или одной из армий. В последние дни оборонительной операции, перед спешной отправкой на переправу или передислокацией штаба фронта в крепость Еникале в низовке уничтожали некоторые, не самые важные, документы, сюда же сбрасывали не вывезенное имущество и инвентарь.

Собственно сам факт пребывания в каменоломнях командного пункта штаба фронта, известен как из архивных документов, так и воспоминаний участников событий [Симонов, 2003а, с. 39], и косвенно подтверждалось  материалами поисковых работ. В то же время, обнаружение конкретного места, где, возможно, уничтожались документы фронта, было несомненной удачей. Дальнейшие же работы не просто подтвердили правильность выдвинутой версии, но и заставили вновь вспомнить о документах Крымфронта.

При продвижении в южном направлении, в слое толщиной, местами, более 0,6 м, среди разнообразного вещевого материала были найдены огромные пласты полностью слипшейся и пострадавшей от влаги бумаги, оказавшейся пачками топографических карт. Все эти карты охватывали районы Средней Азии и Закавказья [Симонов, 2000, л. 19, фото 39] и могли принадлежать оперативному отделу штаба 44-й армии (или фронта?)[8], работники которого и попытались уничтожить их при отступлении.

Не вызывало сомнения, что в момент пребывания в каменоломнях командного пункта фронта здесь же находились и сотрудники оперативных отделов, уничтожавшие на месте секретную документацию, в связи с невозможностью ее вывоза. Таким образом, существующая версия о том, что все документы оперативного управления фронта были спрятаны и подготовлены к уничтожению на территории Малой крепости[9] [Венедиктов, 2003, с. 28-29], может не совсем точно отражать истинную картину: часть документов оказалась в каменоломнях, где и была уничтожена.[10]

Поскольку уже первые результаты на завале «Политотдел» были столь впечатляющими, было принято решение о продолжении исследований в следующих сезонах.

В 2001 г. основное внимание первоначально было сосредоточено на южном направлении, где были найдены карты. Однако, после отработки сравнительно небольшого участка, было отмечено, что пол низовки перекрыт старой насыпью, резко уходящей вверх, культурный слой, сохраняясь на насыпи, становится все более бедным, и во многих местах носит следы перекопов. Поэтому в дальнейшем, параллельно с работой в южном направлении (которая вскоре была прекращена), начали разбор завала и в противоположном – северном, пытаясь продвинуться по низовке вдоль его восточной границы.

Если работы в южном направлении велись по всей ширине низовки, то в северном – со смещением вправо (к востоку). И здесь низовка была сплошь завалена довольно крупными каменными плитами вперемешку с бутом различного размера и тырсой. Культурный слой включал большое количество перегнивших досок и их обломков, обрывков ткани и мешковины, сильно корродированных осколков и кусков металла, костей животных. Насыщенность культурного слоя на дне низовки вещевым материалом по-прежнему была довольно значительной, а сам материал весьма разнообразным.

Уже в 2000 г. отмечалось наличие большого количества элементов обмундирования и знаков различия комначсостава РККА. Аналогичные находки были сделаны и в этой части низовки: фрагменты петлиц,[11] в том числе – шинельные петлицы комсостава пехоты, нарукавные нашивки политсостава — «комиссарские звезды» и ранее не встречавшаяся нарукавная нашивка сотрудников Главного Управления НКГБ СССР [Симонов, 2001, л. 8, фото 7].[12]

Не менее интересными оказались и найденные командирские принадлежности, среди которых: несколько красно-синих карандашей «Тактика», командирская линейка, неплохо сохранившийся курвиметр и учебная огневая танковая линейка, обр. 1935 г., с таблицами для стрельбы из пушки Г6 и пулемета ДТ, а также  чернильницы нескольких типов [Симонов, 2001, л. 8-9, фото 8-13].

Большим разнообразием отличались медицинские принадлежности – банки и флаконы, в одном из которых сохранилась густая прозрачная жидкость (глицерин?), ампулы грушевидной формы и большие ампулы из-под крови, фрагменты термометров, стеклянная лопаточка. К числу редких находок можно было отнести резиновую надувную подушку и небольшую фаянсовую ванночку, видимо, аптечную. Удивительно, что среди навала камней было найдено сразу три целых ампулы с порошком хлорки (для обеззараживания воды), закрытых пробками и ватными тампонами [Симонов, 2001, л. 9, фото 14-17, табл. 1:2,3,4; табл. 3:4; табл. 4].

Набор личных вещей можно было считать вполне обычным – флаконы из-под одеколона, мундштуки, помазки и стаканчик для бритья, зубные щетки и пр. Хотя и среди них встречались редкие образцы, например: зубная щетка в целлулоидном футляре цилиндрической формы и открытый подвесной футляр для зубной щетки [Симонов, 2001, л. 9, фото 19]; флакончик (из-под духов?) немецкого производства с проушиной для подвески на крышке [Симонов, 2001,  л. 9, фото 20, табл. 2:4].

Среди обилия осколков посуды был найден только один относительно целый предмет – небольшой фаянсовый соусник с отбитой ручкой, с полосами на корпусе и венчике идентичными посуде из столового сервиза РККА. Здесь же был найден и осколок столовой тарелки из такого сервиза.

Практически по всей площади исследованного участка попадались и мелкие обрывки бумаги, главным образом, различных газет – «Правды»? (с информацией за 11, 29 апреля и 4 мая), «Крымской правды», «Боевой …» за 12 мая 1942 г., еженедельника «Огонек» и листовок или газет, отпечатанных латинским шрифтом. Среди найденных фрагментов встречались незаполненные листы книги учета личного состава лётной части, а возможно, и других учетных документов – отдельные обрывки бумаги, разграфленной типографским способом. Незначительное количество находок с рукописным текстом сильно пострадало от влаги, в результате чего текст не читался. Впрочем, найденные фрагменты были столь малы, что даже там, где текст сохранился, отдельные слова и буквы не передавали содержания. Несколько таких фрагментов, относились к каким-то финансовым документам. А еще одним, подтверждением дислокации в этом районе финансовых частей можно было считать находку «столбика» монет достоинством 1 коп. в банковской упаковке [Симонов, 2001, л. 9, фото 23]. Малоинтересными оказались и топографические карты, в связи с тем, что большая часть сохранившихся фрагментов под воздействием не установленных факторов (скорее всего, связанных с попыткой уничтожения)[13] превратилась в сплошные «сцементированные» и перегнившие пласты, полностью утратив структуру и изображение.

В целом, характер находок подтверждал первоначальное предположение о том, что здесь находилась свалка и в последние дни пребывания в каменоломнях командного пункта штаба Крымского фронта в этом месте уничтожались документы. Было бы логичным предположить, что среди них были и личные документы военнослужащих. Однако в этой части раскопа подобные находки ограничились сначала лишь небольшим фрагментом красноармейской книжки, не содержащим информации о владельце, и двумя медальонами-смертниками, оказавшимися пустыми.

Еще один медальон-смертник был найден в северной части раскопа. В нем оказался стандартный вкладыш на типографском бланке с вертикальной полосой зеленого цвета. Сам вкладыш сохранился хорошо, но записи, сделанные химическим карандашом, сильно пострадали от влаги, из-за чего текст почти полностью угас. Как удалось прочитать, медальон принадлежал Поливанову Григорию Харитоновичу,  жителю УССР, Сумской обл. [Симонов, 2001, л. 10, фото 26].[14]

Так же, как и в южной части раскопа, по мере продвижения в северном направлении была зафиксирована насыпь из чистой тырсы, уходящая под завал и понижающаяся к восточной границе низовки. Поскольку культурный слой на насыпи не фиксировался, а сама насыпь была принята за отходы камнерезного дела, фронт исследуемого участка сократился, и зачистка велась вдоль восточной границы низовки.

Именно здесь была сделана интереснейшая находка. При продвижении вдоль стенки низовки и снятии насыпи до уровня пола, открылась ниша размером примерно 1,4х0,8х0,9 м, частично  перекрытая насыпью, в верхнем слое которой обнаружили стопку документов. Это были учетные карточки кадидатов ВКП(б) – всего 21 — за №№: 3843453 — на имя Д…дзе Шалвы Нестеровича; 3843454 – на имя Шевченко Николая Ивановича; 3843458 – на имя Щербакова Ивана Трофимовича; 3843460 – на имя Макаренко Павла Мироновича; 3843461 – на имя Тихонова Петра Мифодьевича; 3843462 – на имя Абрамова Ивана Ивановича; 3843464 – на имя Марчука Афанасия Самойловича; 3843465 – на имя Ка… Михаила Яковлевича; 3843466 – на имя Гогия (или Гочия) …; 3843468 – на имя Маслова Андрея Ивановича; 3843469 на имя Потоцкого Георгия Гавриловича; 3843470 – на имя Агаджаняна Карена Сергеевича; 3843471 – на имя Рагавика(?) Андрея Федоровича; 3843472 – на имя Акопяна Вачагана Ервандовича; 3843474 – на имя Сигарева Николая Гавриловича; 3843476 – на имя Афанаськова Кирилла Никитовича; а также 3843451, 3843455, 3843463, 3843473 и 3843477, обложки которых не были заполнены [Симонов, 2001, л. 10, фото 27-47]. Все листы внутри карточек плотно спрессовались и под воздействием влаги «сцементировались»; открыть их не удалось, и большая часть информации о владельцах оказалась утраченной.[15] Кроме учетных карточек, в глубине ниши было найдено большое количество мелких фрагментов от обложек «Личных дел».

Не вызывало сомнения, что найденные документы не имели отношения к обороне каменоломен подземным гарнизоном, а были оформлены в последние дни перед началом немецкого наступления в политотделе одной из армий Крымского фронта или какой-либо дивизии.[16] Видимо, как и другие документы, они должны были уничтожаться, но из-за недостатка времени или халатности лица, ответственного за данную акцию, просто сброшены в нишу и присыпаны тырсой.

Впрочем, находка учетных карточек стала не единственным открытием в северной части раскопа. Значительно выше культурного слоя, который становился все менее насыщенным, среди навала мелкого и среднего бута, перемешанного с тырсой, были отмечены следы еще одного — более позднего – слоя (см. схема № 3). Этот слой фиксировался отдельными местами (более четко по направлению к центру завала), где были найдены несколько десятков винтовочных гильз, обрывки ремней и ремешков, куски ткани, осколки и куски перегнившего листового металла.

Наличие второго слоя указывало на то, что завал «Политотдел» образовался в результате нескольких взрывов. Вероятно, между происходившими обвалами кровли были довольно продолжительные промежутки времени. Похоже, что этот район активно использовался аджимушкайцами не только в начальный период обороны. Однако было совершенно неясно, сколько взрывов произвели фашисты в этом месте? Образовалась ли сквозная воронка после первого взрыва? Как именно использовали аджимушкайцы эту территорию, и как долго бойцы подземного гарнизона находились здесь, или в прилегающих районах?

Окончательное подтверждение предположения о том, что взрывы над этим местом производились немецкими саперами не один раз, было получено в ходе работ на конусе завала, особенно в западной его части. Здесь культурный слой сначала четко зафиксировать не удалось, а находки были сделаны в разных местах в толще завала. Как и в засыпи низовки, было отмечено большое количество перегнившего металла, осколков, костей животных, проволоки; довольно много попадалось толстой резины и кожи, черепицы, предметов военного и гражданского быта. И если значительная часть различного бытового хлама могла быть сброшена в завал сверху, возможно, в послевоенные годы, то вряд ли таким же образом попало туда оружие: 7,62-мм винтовка сист.Мосина, 7,92-мм карабин сист.Маузера иранского производства[17] и  малоизвестный 7,92-мм авиационный пулемет МG-17[18] [Симонов, 2001,  л. 11, фото 48-52].

Наличие значительного количества ручных гранат М-24, в основном обр. 1939 г. (дымовых), [Шунков, 2000, с. 142] и ручек от них, стабилизаторов минометных мин и десятков стреляных винтовочных гильз свидетельствовало, что этот участок активно забрасывался гранатами с поверхности, в то время как аджимушкайцы вели ответный огонь из стрелкового оружия, неся при этом потери.[19] Но это могло быть только после того, как в результате мощного взрыва образовалась сквозная воронка. То, что взрыв был очень сильным, видно из разрушений кровли и целиков, примыкающих к образовавшемуся провалу. Подтверждением силы взрыва могли служить и десятки найденных стабилизаторов от авиабомб калибра 100 кг; хотя кроме авиабомб здесь, как видно по находкам, использовали и толовые шашки (часть из которых не взорвалась), и артиллерийские снаряды.

Возможно, именно силой взрыва объясняется и то, что значительная часть вещевого материала, находившегося на дне низовки, была разбросана по прилегающим штольням, а разновременные культурные слои на отдельных участках полностью перемешались. Так клише печатей (которые, находили на подступах и в самом завале неоднократно еще в 1980-е гг. и которые, несомненно, уничтожались при оставлении каменоломен штабом фронта), в том числе и найденные в этой части завала половинки клише печатей «Для пакетов» Админхозчасти штаба…» и «По… …вказского фронта» [Симонов, 2001, л. 12, фото 55, 56], могли попасть в верхнюю часть засыпи низовки и даже конус завала.

В дальнейшем, учитывая значительную насыщенность материалом не только культурных слоев в низовке под завалом, но и его конуса, работы на самом завале стали столь же важными. А значительное количество участников экспедиции позволило вести эти работы одновременно с трех сторон – восточной, юго-западной и северо-западной.

Работы на конусе завала облегчались тем, что сам конус неоднородный и в верхней части (практически до уровня пола прилегающих к низовке штолен) состоял из грунта, тырсы и обломков камня и плит небольшого размера (см. схемы №№ 3, 4). Собственно находки в конусе завала ничем не отличались от тех, что были сделаны нами в предыдущие годы. С юго-западной стороны были найдены мелкие фрагменты газет, транспортных накладных и листов бумаги, разграфленных типографским способом; два медальона-смертника оказались пустыми. Как и прежде, значительное число находок составляли боеприпасы и их фрагменты: 82-мм и 50-мм (немецкого производства) минометные мины и их стабилизаторы, толовые шашки, 76- и 75-мм артиллерийские снаряды, стабилизаторы авиабомб калибра 100 кг. И вновь вывод о том, что уже после произведенного взрыва и образования сквозной воронки этот район был местом вооруженного противодействия, подтвердился находками 7,62-мм винтовки сист. Мосина, нескольких десятков стреляных гильз, ручными гранатами М-24, ручками и запальными трубками от них. Впрочем, находки в конусе завала, хотя и были достаточно многочисленными, особого интереса не представляли. В этом плане гораздо более интересными по-прежнему оставались раскопки низовки.

Мы уже отмечали, что низовка сплошь завалена обрушившимися с потолка огромными плитами, которые приходилось разбивать или распиливать на более мелкие куски. Поскольку быстрое продвижение вдоль восточной границы завала было невозможно, так как именно с этой стороны конус имел максимальную высоту, по направлению к центру шла насыпь, и культурный слой становился все менее насыщенным вещевым материалом, в 2002 г. было принято решение расширять раскоп в западном направлении.

Здесь также как и в южной части низовки культурный слой, имея наибольшую толщину у края, был весьма насыщен вещевым материалом и содержал большое количество перегнивших досок и фанеры, мешковины, обрывков ткани, кусков и обрывков проволоки и проводов в изоляции, подстилку из морской травы и соломы, кости животных и рыбы. И в этой части раскопа было найдено множество предметов, на наиболее интересных или характерных из которых мы остановимся ниже.

Еще в 2000 г. мы обратили внимание на огромное количество в низовке фрагментов различной посуды и бутылок, число которых достигало многих десятков на сравнительно небольшой площади. Подобная же картина была отмечена и в следующем сезоне, хотя при продвижении вдоль восточной границы низовки количество находок постепенно уменьшалось. В ходе продвижения в западном направлении вновь было найдено множество бутылок. Среди них — тара разных типов, различных заводов-изготовителей. Кроме обычных (емкостью 0,5 л) бутылок с гладким и граненым туловом, а также надписью «КАВМИНРОЗЛИВ», было найдено немало бутылок из-под вина с сильно вогнутым дном. Интересно, что на двух бутылках сохранились фрагментированные этикетки: «Кавказский коньяк № 25» и «Грузинский коньяк» (три звездочки), а одна была заполнена зажигательной жидкостью. Стеклянная тара была представлена и пол-литровыми банками — в основном разбитыми [Симонов, 2002-2003, табл. 1-4].

Кроме бутылок в культурном слое буквально по всей площади попадались мелкие флаконы и пузырьки различной формы, иногда похожие на медицинские, но сохранившие следы чернил на внутренних стенках.

Впрочем, принадлежность ряда предметов к медицинскому инвентарю сомнений не вызывала. Находки различных ампул и фрагментов медицинской посуды были обычным делом и на дне низовки, и в ее засыпи (между плитами и камнями). Что понятно — близость госпиталя оказала влияние на формирование культурного слоя на исследуемом участке.

Среди вещевого материала заметное место занимали и канцелярские принадлежности — главным образом, чернильницы — как обычные «непроливайки», так и массивные стеклянные, предназначенные, для использования не просто в стационарных условиях, а в качестве деталей настольных приборов [Симонов, 2002-2003, л. 7, фото 6-8].

Личных вещей на этом участке было найдено немного и интереса они не представляли. Исключение составляли лишь зубные щетки, изготовленные из кости, одна из которых была украшена типовым орнаментом из сквозных отверстий и процарапанных полос, а ручка второй фигурно вырезана [Симонов, 2002-2003, л. 7, фото 9]. Еще на одной зубной щетке в ходе камеральной обработки было обнаружено граффито «ММН» [Симонов, 2002-2003, табл. 8:4].

Столь же маловыразительными были и остальные находки: фрагменты снаряжения (среди которых несколько подсумков, в том числе один — с неразличимой надписью, вырезанной на крышке), обмундирования, предметы хозяйственно-бытового назначения и инструменты, осколки посуды, пачки из-под патронов.

По всей площади встречались и мелкие фрагменты бумаги – обрывки инструкций по денежному и вещевому снабжению, наставлений по стрелковой подготовке и минному делу, Устава гарнизонной и караульной службы, а также обложек удостоверений личности.

Обращали на себя внимание часто попадающиеся заготовки из автомобильных покрышек для факелов и обгоревшие куски резины, уже использованные в качестве факелов, свидетельствовавшие, что этот участок освещался хорошо и сравнительно долго.

При повороте за угол целика, ограничивающего завал с юга, было отмечено, что культурный слой, идущий поверх огромных плит, лежащих на дне низовки, становится менее насыщенным, а затем прерывается. Логично было предположить, что упавшими позднее плитами перекрыт какой-то небольшой участок, не заваленный при первом обрушении кровли. И действительно, при зачистке северной стены целика была открыта ниша-запил, перекрытая упавшими плитами, под которыми обнаружены останки четырех бойцов (схема № 5).[20]

Судя по положению костяков, бойцы лежали рядом и погибли при взрыве кровли мгновенно.[21] Прижизненные повреждения на костях указывали, что найденные останки принадлежали раненым, находившимся на излечении в госпитале. Видимо, один из бойцов был либо из медперсонала госпиталя, либо, скорее, из состава роты выздоравливающих, и в момент взрыва сидя наблюдал за своими товарищами. Взрывом его отбросило в угол, под стену целика.

На первый взгляд, вызывало некоторое удивление место, которое было выбрано для раненых: в глубокой низовке, между навалами бута и плит, образовавшимися от взрывов кровли, произведенных в этом месте ранее. Как представляется, подобный выбор можно объяснить только одним – бойцы, попавшие под завал, находились в так называемом «санатории», о существовании которых вспоминали аджимушкайцы. Если допустить, что ранее были произведены мощные взрывы на соседних участках, при которых образовались сквозные воронки над завалами № 57 и «Большим спуском»[22], а взрыв над низовкой был недостаточно сильным, и потолок в этом месте обвалился не полностью, то место для «санатория» было выбрано достаточно продуманно. Низовка находилась на пути движения теплого воздуха между двумя образовавшимися провалами, и свет, которого так не хватало аджимушкайцам, пробивался под землю через сквозные воронки и был хорошо виден. В то же время глубина низовки предохраняла лежавших там раненых от случайной пули или осколков гранаты, брошенной с поверхности через те же воронки. Видимо, позже фашисты узнали о находившемся в этом месте «санатории» и завалили его, произведя над низовкой очередной взрыв.

То, что завал «Политотдел» образовался в результате нескольких взрывов, было установлено нами ранее. Тогда было неясно, появилась ли в этом месте сразу сквозная воронка, и когда именно были произведены взрывы. Наличие в низовке «санатория» позволяло сделать некоторые предположения.

Как было установлено в ходе предыдущих исследований, при спешном оставлении каменоломен командным пунктом штаба Крымского фронта в южной части низовки (а возможно и не только там) была предпринята попытка уничтожения части сохранившихся к этому моменту документов. Место выбрано не случайно – судя по характеру вещевого материала, службы, отделы и управления штаба фронта находились в непосредственной близости и использовали довольно глубокую яму в качестве свалки. При уничтожении документы обливали соляркой и поджигали, но из-за недостатка времени еще до полного сгорания бумаги костры заваливали мусором и засыпали тырсой. Возможно, низовку пытались завалить путем подрыва целиков, но безуспешно – мощность заряда оказалась недостаточной.[23] Тем не менее, первый и наиболее насыщенный слой, датируемый серединой мая 1942 г., оказался частично присыпанным, а частично заваленным тырсой и мелким бутом.

После этого участок использовался в ходе первого периода обороны каменоломен подземным гарнизоном. В результате, поверх навала тырсы и бута формируется второй слой, гораздо менее насыщенный вещевым материалом и включающий, главным образом, фрагменты снаряжения, обмундирования и боеприпасы (в основном винтовочные гильзы и патроны).

Активность аджимушкайцев в этом районе или наличие каких-либо данных у противника о важности этой территории для гарнизона вызвали проведение серии мощных взрывов, в результате чего образовались большие завалы, сопряженные со сквозными воронками – «Большой спуск» и завал № 57. Не исключено, что эти взрывы были произведены почти одновременно и кровля выработок в прилегающих районах, в том числе и над низовкой, не выдержав, обрушилась. При этом низовка оказалась почти полностью завалена огромными глыбами и плитами камня. Подтверждением того, что кровля в этом месте была не совсем надежной, может служить обломок потолочного карниза с хорошо сохранившейся надписью «Опасн…», найденный на дне низовки [Симонов, 2002-2003, фото 19]. Нет никаких сомнений в том, что надпись была сделана горным мастером еще в начале ХХ века (если не ранее) и предупреждала камнерезчиков о слабости кровли.[24] Возможно, что ненадежность потолка была связаны и с наличием на поверхности небольшого старого карьера,[25] и, как следствие, небольшой толщиной кровли в этом месте.

Впрочем, не исключено, что и над самой низовкой был произведен взрыв, но сила его была недостаточной, и кровлю выработки фашистам сразу пробить не удалось.[26]

Тот фактор, что над низовкой не образовалась сквозная воронка, должен был стать определяющим при выборе места для «санатория», под который использовали небольшие участки, оставшиеся не заваленными. Трудно сказать, как долго находился здесь «санаторий», но в какой-то момент противнику удалось узнать о его существовании, и над низовкой был произведен еще один взрыв, в результате которого под завалом оказались раненые бойцы. Сила последнего взрыва была настолько велика, что потолок буквально рассыпался — верхняя часть образовавшегося завала состоит из мелкого камня и тырсы, перемешанной с грунтом. При последнем взрыве культурные слои, сформировавшиеся в штольнях на границах низовки, были полностью перемешаны и частично попали в конус завала. Хотя и после образования сквозной воронки этот район активно использовался защитниками каменоломен и являлся местом боестолкновений противоборствующих сторон.

Вопрос о времени произведенных взрывов оставался наиболее сложным. Хотя не исключено, что последний взрыв, заваливший «санаторий», был произведен не ранее конца июня — июля 1942 г. Возможно, он был следствием получения немецкими карательными органами карты каменоломен в результате предательства одного из работников штаба [Симонов, 2004б, с. 227].

Предложенный вариант развития событий в целом получил подтверждение в ходе дальнейших исследований.

На расстоянии не более 1,5 м от «санатория» среди плит были обнаружены разрозненные останки – несколько крупных костей и задавленный камнями череп — еще одного человека.[27] А на небольшой глубине под ними и далее до дна низовки – вновь насыщенный культурный слой, без сомнения датированный нами серединой мая 1942 г. Именно в этом месте были найдены интереснейшие документы. Среди большого количества перегнившей и обугленной бумаги обнаружились русско-немецкий разговорник и несколько слипшихся, «сцементированных» бесформенных комков, один из которых впоследствии с большим трудом удалось разобрать и прочесть. Как оказалось, это были фрагменты телеграмм с текстами разведсводок и донесений. Анализ текстов показал, что найденные документы являются разведсводками штаба 51-й армии, датированными в основном второй половиной марта 1942 г. и относящимися к периоду второй наступательной операции Крымского фронта [Мощанский И., Савин А., 2002, с. 45-46; Симонов, 2004а, с. 172-174].

Там же были найдены небольшие обрывки листов журналов, разграфленных типографским способом и содержащих сведения о частях противника, находящихся перед фронтом армии, и большой альбом или папка с топографическими картами следующей номенклатуры: Генеральный Штаб Красной Армии, масштаб 1:50000, квадраты – L-36-107-А (Ислам-Терек), L-36-107-Б (Аппак-Джанкой), L-36-107-В (Старый Крым), L-36-108-А (Ак-Монай), L-36-108-А (Кият), L-36-108-В (Сейтжеут), L-36-108-Г (Феодосия), составленными в 1942 г. на основе съемок 1889, 1894, 1896 и 1909 гг. с учетом рекогносцировки 1941 г. Среди карт были и карты, подготовленные Картографическим управлением Крымского фронта.

Большое количество мелких фрагментов бумаги представляли собой обрывки брошюр пропагандистского содержания, журналов и газет (в том числе с информацией за 11 мая). Среди них обращали на себя внимание: фрагмент 1-й страницы газеты «Заря Востока» за 22 апреля 1942 г. со статьей «… немцы все чаще сдаются в плен», обложки журналов «Сп[утник] агитатора» № 5 за март 1942 г. и «Пропагандист КА», мелкие фрагменты брошюры «Народ и война» (выпуск 4-й) и журнала «Медицинский работник» № 14 за 29 марта 1942 г. На одной из страниц какой-то книги с рассказом о зверствах фашистов в оккупированном Ростове-на-Дону хорошо читалась надпись, выполненная от руки простым карандашом – «Судьба во всем большую роль играет…и от судьбы…» [Симонов, 2002-2003, фото 22].

Здесь же был найден и медальон-смертник с вкладышем на имя красноармейца Кормуш… Михаила Петровича, 1920 г.р., уроженца и жителя ГрССР, г.Кутаиси, ул.Республика, № 11, мобилизованного Батумским РВК Аджарской АССР [Симонов, 2002-2003, фото 23], а также две плацкарты для проезда по Закавказской железной дороге им. Л.П.Берия по маршруту Акстафа-Тбилиси и Баку-Тбилиси [Симонов, 2002-2003, фото 224].[28] Недалеко от документов нашли интересный нательный крест кустарного изготовления – литой из свинцового сплава с деревянной вставкой [Симонов, 2002-2003, фото 25, 26].[29]

Характер найденных документов и вещевого материала однозначно указывал на то, что на вскрытом участке, так же как и на участке, исследованном в 2000 г., уничтожались документы штаба фронта.

При дальнейшем продвижении  в западном направлении была вскрыта южная и юго-западная стена низовки, вдоль которой зачищена длинная ниша, запиленная ниже уровня пола.[30] В нескольких местах на стенах и полу около ниши сохранились следы больших костров [Симонов, 2002-2003, фото 31]. Судя по характеру сажи и мелким обугленным обрывкам ткани, в этом месте сжигалось много обмундирования: гимнастерки, телогрейки, штаны — как отдельные предметы, так и целые упаковки – тюки. Здесь же уничтожались и какие-то документы, причем, сжигали их и в патронных ящиках, груда которых была найдена под стеной [Симонов, 2002-2003, фото 33].

Характер вещевого материала практически не изменился. Исключение составляли винтовочные патроны россыпью и в обоймах. Практически по всей площади попадались и мелкие обрывки бумаги: фрагменты бланков и нормативных документов Финансового Управления Кавказского фронта, бланков карточек арматурного и вещевого снабжения, аттестатов вещевого довольствия, транспортных накладных и требований на грузы. Причем среди разнообразных бланков и инструкций попадались и фрагменты с рукописным текстом, судя по характеру записей – счетов или ведомостей [Симонов, 2002-2003, табл. 10, 11]. Одна такая ведомость сохранилась довольно хорошо, в ней удалось прочитать 14 фамилий: Нзакович, Редченко, Хихалашвили (водитель), Погосов Н. (водитель), Магалян (водитель), Хихалашвили (водитель), Шахи…фов (экспедитор), Аветисова, Агабекова – на одной стороне, Сафронов, Сафаров, Буелович (ВВС), Шукалевский (АБТ), Эпельбаум (санотдел) – на обороте, должности и выданные суммы [Симонов, 2002-2003, табл. 12, 13].[31]

Кроме фрагментов финансовых документов на этом участке низовки были найдены и бланки Присяги, протоколов дознания Военной прокуратуры и Постановлений об избрании меры пресечения.

Впрочем, и этим не исчерпывались находки в этой части раскопа. В низовке было найдено еще два медальона-смертника и похожий на медальон пенал нестандартной формы, оказавшийся пустым. К сожалению, на вкладыше одного из медальонов текст полностью угас, второй попал в костер и его вкладыш обуглился [Симонов, 2002-2003, фото 34, 35]. Среди мелких фрагментов бумаги оказались обрывки двух красноармейских книжек и фрагмент блокнота или записной книжки с записями от руки. Опять были найдены и половинки клише печатей: «Для пакетов» — «Штаба Закавказск[ого фронта]» и «Управления … [фр]онта» и угловой штамп «…[комисс]ариат Обороны  [С]ССР [Шт]аб Фронта 194  г.» [Симонов, 2002-2003, фото 36-38].

По мере продвижения к западному целику культурный слой становился менее насыщенным. При этом была отмечена характерная деталь – слой уходил вверх по рыхлой, чистой  насыпи, которая не была столь крутой, как с восточной стороны низовки, но, тем не менее, фиксировалась достаточно четко. Ранее мы предположили, что это технологическая насыпь. Однако последующие находки поставили под сомнение этот вывод.

Практически у угла западного целика под стеной был найден набор шанцевого инструмента: большая саперная и совковая лопаты, лом и самодельный шлямбур из куска трубы [Симонов, 2002-2003, фото 39]. Складывалась впечатление, что инструмент после использования (или в перерыве) аккуратно положили под стенку. Подобный набор наводил на мысль о проводимых здесь инженерных работах. В связи с этим нельзя было не вспомнить рассказы участников обороны о первом подземном колодце. Подтверждением того, что шанцевый инструмент связан со строительством колодца, можно было считать и найденные здесь же пол-литровые банки с проволочными ручками [Симонов, 2002-2003, фото 40].

Если в низовке защитники действительно строили первый колодец, то становилось понятно, чем было вызвано повышенное внимание противника к этому району и почему здесь на сравнительно небольшой площади было произведено несколько сильнейших взрывов. Да и выбор места для строительства колодца был в таком случае достаточно удачным, учитывая угол падения пласта камня и глубину самой низовки, сокращавших на несколько метров (не менее 3) расстояние до водоносного слоя.

Возможность нахождения колодца под завалом «Политотдел» заставила внимательнее отнестись и к характеру насыпи, зафиксированной на исследованных участках, и повышающейся от края к центру низовки. Как уже отмечалось, первоначально эта насыпь была принята за отходы камнерезного промысла, возможно, оставленные для удобства спуска. Однако если предположение о наличии здесь колодца было верным, та насыпь могла быть отвалом, образовавшимся при копке колодца. По крайней мере, такие же насыпи окружают так называемый «колодец Ермакова» в Малых каменоломнях и квадратную яму в районе места № 29 в Центральных.[32]

Эти предположения заставили в 2004 г. сосредоточить на работе в низовке основные усилия, хотя, для обеспечения безопасности работ и сохранения темпов продвижения, параллельно снимался и конус завала.

В отличие от предыдущих сезонов, в этой части конуса завала находок было сравнительно немного, по-прежнему: небольшое количество узлов и деталей автомашины (в том числе капот от автомобиля ЗИС-5), несколько различных минометных мин и стабилизаторов от них, ручные гранаты М-24, среди которых и дымовые, кости животных, проволока, единичные предметы хозяйственно-бытового назначения.

Не больше вещевого материала попадалось и в низовке, где также были найдены кости животных, куски проволоки и несколько бытовых предметов. Среди последних нами был отмечен только самодельный мундштук, изготовленный из корпуса медальона-смертника, и инструменты – лом, топор и зубило, лежавшие довольно компактно на полу.

По мере продвижения по дну низовки вдоль стенки целика обращало внимание, что вещевой материал, встречался как на насыпи, так и под ней, на полу. Причем, слой на полу был более выраженным и содержал куски перегнившего дерева и щепы.

После того как прошли небольшой участок, заваленный сравнительно небольшими камнями, работы замедлились – вплотную к стене целика низовка оказалась перекрытой несколькими огромными плитами, стоящими почти вертикально. Эти плиты было невозможно переместить и очень сложно разбить на более мелкие куски. Тем не менее, их удалось освободить от тырсы и бута, в результате чего открылась узкая щель между стенкой целика и одной из плит, упавших на него.

Открывшаяся щель позволила проползти между плитами и увидеть за ними небольшое пространство, в центре которого находился ствол колодца, частично перекрытый обвалившимися балками и досками перекрытия, а на дальней границе виднелась большая (видимо 500-литровая) металлическая бочка со следами краски синего цвета, задавленная завалом [Симонов, 2004, л. 6, фото 3, 4].

Поскольку со стороны низовки путь к колодцу был прегражден вертикально стоящими плитами, расклинившими друг друга, все усилия были направлены на разбор завала сверху. Стоящие плиты были сначала полностью расчищены, а затем разбиты на куски и убраны. Таким образом удалось освободить от упавшей породы участок непосредственно над колодцем (что позволило оценить характер и прочность остатков перекрытия, часть которого составляли довольно толстые бревна и шпалы, и провести предварительные замеры ствола колодца), а в ходе сезона 2005 г. расчистить довольно большую площадку к западу от него и выбрать осыпавшуюся породу из ствола (схема № 6).

В результате проведенных работ установлено, что перед сооружением колодца на дне низовки аджимушкайцами в слое тырсы была сделана довольно большая яма округлой формы, в центре которой, дойдя до скального основания,  долбили сам колодец. Впоследствии над стволом (в створ) был сооружен четырехугольный сруб из досок шириной 25-30 см, толщиной 5 см, а все пространство между срубом и краем ямы засыпано мелким бутом и тырсой. Судя по большому количеству бревен и досок, над колодцем было сооружено довольно крепкое перекрытие. Не исключено, что сруб сверху перекрывали сборными щитами и деревянными дверями.[33]

Ствол колодца в верхней части имеет в сечении форму трапеции размером примерно 1х1,35 м, на глубине около 2 м – становится практически круглым – диаметром 1,1-1,2 м, и сохраняет такую форму и размеры (диаметр 1,1 м) до глубины около 7 м, после чего постепенно сужается до 0,9 м у самого дна на глубине 11,2 м. Вероятно, на этой глубине аджимушкайцы достигли водоносного слоя (схема № 7).[34]

В начале при строительстве колодца использовали взрывы небольшой мощности – в нескольких местах на стенках (на глубине 1-1,9 м, 4-4,5 м) видны толовая гарь, вывалы породы и следы подтески ломиком. Глубже 6 м  следов подрывов не видно, хотя еще через метр аджимушкайцам пришлось проходить пласт очень твердого дикарного камня. Для освещения ствола при работах использовали факела и светильники, которые устанавливали либо в специально выдолбленных небольших нишах, либо на уступах, образовавшихся при выемке породы. Копоть от этих факелов осталась на стенах  в нескольких местах.

Для спуска рабочих в колодец и подъема из него использовалась веревочная лестница, нижняя часть которой была найдена нами на глубине 9-9,5 м. Общая длина сохранившегося фрагмента около 4,4 м. 10 ступеней были сделаны из деревянных брусков длиной 0,37 м, сечением 4х5 см. На концах ступеней вкруговую пропилены пазы для плотного прилегания медной проволоки, которой ступени прикручены к несущим канатам. Часть ступеней – 5 — прикручены к веревочным канатам толщиной около 2,5 см (длина этого фрагмента 2,3 м). Далее длины каната не хватало, и его дорастили проводом, скрученным из 6 жил в резиновой изоляции, к которому также прикручивали ступени. К последней ступени привязана проволочная петля. Видимо, лестница постоянно висела в стволе колодца и была сорвана породой, постепенно проваливающейся вниз через разрушающееся перекрытие.

На глубине 9,8 м пласт известняка пересекает тектоническая трещина. С восточной стороны в нее был вставлен ствол от ручного пулемета МG-34, использовавшийся, судя по разбитым и расплющенным концам, в качестве пробойника, и короткий ломик. Инструменты – торчащий лом и кувалда – были найдены нами и на дне колодца. Не вызывает сомнения, что они были брошены по серьезной причине. На наш взгляд, объяснений может быть только два. Первое, аджимушкайцы срочно покинули колодец в связи с серьезной угрозой (а это могла быть информация о возможном в ближайшее время подрыве кровли над колодцем). Второе, дойдя до водоносного слоя и добыв первую воду, команда, занятая на строительстве колодца, ушла докладывать в штаб об этой очень важной победе. Косвенным подтверждением того, что водоносный слой был достигнут, могут служить четыре 500-литровые бочки, разложенные вокруг колодца и явно приготовленные для набора воды.

На первый взгляд, предположение об оставлении колодца в связи с угрозой взрыва кажется более верным. Хотя, учитывая отдельные сохранившиеся воспоминания аджимушкайцев, можно допустить и второй вариант. В целом же, проведенные исследования и ситуация на площадке, непосредственно примыкающей к колодцу, позволяют восстановить ряд деталей в вопросах, касающихся борьбы подземного гарнизона за воду.

Упоминание о том, что под землей копали несколько колодцев, можно встретить у разных исследователей [Абрамов, 1983, с. 38; Щербак, 1989, с. 50], хотя точное число строившихся колодцев никто не называет.[35] Да и сам факт о вырытом и заваленном взрывом с поверхности колодце нашел отражение не во всех работах. Можно предположить, что исследователи, зная о возможных сроках сооружения колодца на территории 2-го батальона, в котором по некоторым данным воду добыли лишь в июле 1942 г., с недоверием отнеслись к темпам строительства первого колодца, а возможно и факту его существования вообще. Поэтому все рассказы, раскрывающие те или иные обстоятельства строительства колодцев под землей, «примеряли» к сложившейся схеме сооружения сохранившегося колодца. Все то, что в эту схему не укладывалось, или противоречило ей, во внимание не принималось и замалчивалось.

Так, принято считать, что место для копки колодца указал местный житель Н.С.Данченко, хорошо знавший каменоломни, хотя, читая некоторые воспоминания можно понять, что выбор места был либо случайным, либо определялся кем-то из военных (или горных) инженеров находившихся под землей.[36] В некоторых источниках говорится об использовании взрывов при рытье колодца, другие этот факт категорически отрицают, утверждая, что работы велись только шанцевым инструментом. Как уже отмечалось выше, строительство колодца на территории 2-го батальона продолжалось намного больше месяца, в то время как первый колодец якобы вырыли в течение нескольких дней (максимум – за неделю). Одни очевидцы говорят, что строительство колодца шло круглые сутки, непрерывно сменявшими друг друга людьми, другие, что колодец несколько раз начинали копать и несколько раз бросали и копала его небольшая специально отобранная группа людей. Кто-то вспоминал, что к месту строительства можно было подойти кому угодно и в любое время («все ходили смотреть»), кто-то – что точное место никому не было известно, тщательно охранялось и к нему близко не подпускали.

На наш взгляд, можно допустить, что все эти факты, обстоятельства и эпизоды имели место, но относились к разным колодцам.

Мы считаем возможным реконструировать события следующим образом. После того, как положение с водой в гарнизоне становится катастрофическим, принимается решение о строительстве подземных колодцев на территории каждого батальона. Места для строительства колодцев были выбраны в отдаленных районах, с учетом угла падения пласта камня. Возможно, основные усилия были сосредоточены на строительстве колодца на территории 1-го батальона, в глубокой низовке, где расстояние до водоносного слоя могло быть наименьшим. Колодец здесь рыли круглосуточно, сменяя друг друга, и используя для проходки взрывы небольшой мощности. Поскольку темпы продвижения в этом месте были достаточно высоки, строительство колодцев на территории других батальонов было прекращено.[37] Учитывая важность объекта, а, возможно, и его близость к штабу гарнизона, строительство постоянно контролировали представители командования. Охраны вокруг этого района не было и место, где копали колодец, было известно многим. В конечном счете, шум, производимый взрывами, был замечен противником, а путем опроса пленных было установлено не только точное место строительства колодца, но и тот момент, когда он был практически сооружен. Возможно, взрыв был произведен в тот момент, когда аджимушкайцы, добыв первую воду, направились с докладом в штаб гарнизона. Хотя не исключено, что защитники, узнав о готовящемся взрыве, предприняли в оставшееся время меры для сохранения колодца, перекрыв его ствол деревянными щитами,[38] и покинули прилегающую территорию.[39] Однако произведенные взрывы были слишком мощными, и разобрать завал в дальнейшем оказалось не под силу. Тем более что, после образования сквозной воронки северо-западнее низовки противник мог держать под контролем и территорию вокруг заваленного колодца и часть подступов к ней. Понятно, что отказаться от мысли получить источники воды внутри каменоломен командование не могло, и поэтому были возобновлены работы по сооружению колодца на территории 2-го батальона. Учитывая произошедшую трагедию, на этот раз точное место держали в тайне, копала колодец небольшая группа отобранных бойцов, а все подступы к месту работ были перерыты постами. Чтобы не выдать место врагу, пришлось отказаться и от взрывов, поэтому темпы строительства резко упали – до водоносного слоя удалось дойти лишь в июле 1942 г. Более серьезные меры были предприняты и для предотвращения  обвала кровли – над колодцем соорудили перекрытие, а рядом – подпорные стенки. Это позволило сохранить жизненно важный объект и обеспечить гарнизон водой на протяжении всей обороны.

Таким образом, можно считать, что проведенные исследования позволили восстановить ряд деталей и неизвестных обстоятельств в вопросе борьбы подземного гарнизона за воду.

Суммируя все вышеизложенное, отметим, что в результате работ, проведенных на завале «Политотдел» нам удалось:

— обнаружить место, где 13-14 мая 1942 г. сотрудники отделов и управлений штаба Крымского фронта уничтожали имущество и документы, которые не сумели вывезти к переправе;

— установить факт уничтожения в каменоломнях документов не только финансового и политического Управлений, но и оперативного отдела штаба фронта, в то время как имеющимся данным считалось, что все оперативные документы фронта были подготовлены к уничтожению на территории Малой крепости;

— обнаружить ряд уникальных документов (комплекс партийных документов, разведсводки и донесения) и предметов, имеющих большое научное и музейное значение и качественно пополнивших фондовые коллекции заповедника;

— подтвердить факт существования в подземном гарнизоне так называемых «санаториев», о которых было известно из воспоминаний участников обороны каменоломен;

— подтвердить факт сооружения первого подземного колодца на территории 1-го батальона и выяснить некоторые обстоятельства его строительства и уничтожения противником.

Кроме того, анализ результатов поисковых работ на завале «Политотдел» и прилегающих территориях позволил реконструировать динамику событий в этом районе с середины мая до июля 1942 г.

Проведенные поисковые работы не просто показали целесообразность и возможность полной разборки крупных завалов, что было сделано впервые за более чем тридцать лет поиска,[40] а позволили получить определенный опыт и отработать соответствующую методику, которая с успехом может применяться и в дальнейшем при работах на подобных объектах.

 

 

Источники и литература.

 

Архив КИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 508.

Архив КИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 509.

Архив КИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 901.

Абрамов В.В. Героическая оборона Аджимушкайских каменоломен. – М. 1983.

Венедиктов Л.А. Керчь, 1942 г. Забытые страницы (к вопросу о легендах и загадках в истории Крымфронта). // Военно-исторические чтения. Выпуск 1-й. Крымфронт – Аджимушкай. Сборник научных статей. – Керчь. 2003.

Демиденко О.И., Перепелкина Н.В. Каменоломни Аджимушкая: начало разработки, становление и организация камнедобывающего промысла, быт и культура камнерезчиков. // Военно-исторические чтения. Выпуск 1-й. Крымфронт – Аджимушкай. Сборник научных статей. – Керчь. 2003.

Демиденко О.И., Симонов В.В. Военно-поисковая экспедиция «Аджимушкай». Страницы истории. // Керчь военная. Сборник статей. – Керчь. 2004.

Куценко А.Н., Рудиченко А.И. Знаки отличия правоохранительных органов СССР. – Донецк. 1991.

Монетчиков С. Германские единые пулеметы MG-34. // Оружие. 1999. № 6.

Мощанский И., Савин А. Борьба за Крым. Сентябрь 1941 – июль 1942 года. – М. 2002.

Симонов В.В. К вопросу о численности, структуре, боевой активности, потерях гарнизона Центральных Аджимушкайских каменоломен по материалам военно-поисковой экспедиции «Аджимушкай» второй половины 1980-90-х гг. // Военно-исторические чтения. Выпуск 1-й. Крымфронт – Аджимушкай. Сборник научных статей. – Керчь. 2003а.

Симонов В.В. Наступательные операции Крымского фронта. // Керчь военная. Сборник статей. – Керчь. 2004а.

Симонов В.В. Оборонительная операция Крымского фронта: бои за Керчь (14-20 мая 1942 г.). // Военно-исторические чтения. Выпуск 1-й. Крымфронт – Аджимушкай. Сборник научных статей. – Керчь. 2003б.

Симонов В.В. Оборона Аджимушкайских каменоломен подземными гарнизонами. // Керчь военная. Сборник статей. – Керчь. 2004б.

Симонов В.В. Отчет военно-поисковой экспедиции «Аджимушкай-2000». // Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 1066.

Симонов В.В. Отчет военно-поисковой экспедиции «Аджимушкай-2001». // Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр.

Симонов В.В. Отчет военно-поисковой экспедиции «Аджимушкай-2002-2003». // Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр.

Симонов В.В. Отчет военно-поисковой экспедиции «Аджимушкай-2004». // Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр.

Симонов В.В. Уникальная находка. // Керченский рабочий. 1990. 5 августа.

Симонов В.В., Демиденко О.И. Керченская подземная эпиграфика (к вопросу об истории изучения надписей и рису4нков в каменоломнях). // 175 лет Керченскому Музею Древностей. Материалы международной конференции. – Керчь. 2001.

Соколов В.М. Отчет экспедиции «Аджимушкай-87». // Архив КИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 937.

Соколов В.М. Отчет о работе в Аджимушкайских каменоломнях историко-поисковой группы №2 музея Краснознаменного Одесского военного округа в составе экспедиции «Аджимушкай-90». // Архив КИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 1008.

Соколов В.М. Штаб второго батальона. // Вокруг света. 1988. № 12.

Шунков В.Н. Оружие Вермахта. – Минск. 2000.

Щербак С.М. Легендарный Аджимушкай. – Симферополь. 1989.

Щербанов В.К. Отчет по историко-патриотической экспедиции журнала «Вокруг света» «Аджимушкай-88». // Архив КИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 980.

 

 

В.В. Симонов.

Керчь. 2006 г.

 

 

 

 

[1] Военно-поисковые экспедиции на территории каменоломен начали проводиться с 1972 г., хотя и раньше исследования в каменоломнях проводились сотрудниками Керченского музея [Демиденко, Симонов, 2004, с. 440-463].

[2] Здесь и далее №№ и названия завалов даны в соответствии с поисковыми картами, составленными группами одесского клуба «Поиск».

[3] Руководитель ростовского отряда В.К. Щербанов, упоминая об этом в своем отчете, ссылается на участника обороны каменоломен А.Г. Степаненко. По словам В.К. Щербанова, Степаненко также рассказывал, что незадолго до обвала кровли группа командиров прятала в том же месте ящики с документами.

[4] К моменту начала работ в 2000 г. подступы с юго-западной стороны были завалены обрушившейся с конуса породой и места раскопов середины 1980-х гг. не были видны.

[5] Еще один такой же штык лежал рядом.

[6] Тип защитного средства нами не определен, никто из поисковиков ранее ничего подобного не встречал, в фондах заповедника аналогичных предметов нет.

[7] Следует отметить, что при попытке продвинуться вдоль восточной границы низовки, рядом с респиратором и остатками брезентового саквояжа были обнаружены и человеческие останки — голень и разрозненные кости стопы и нижняя челюсть. Первоначально было сделано предположение, что погибший был раздавлен крупными плитами и кости его разнесены по большой площади. Однако в ходе дальнейших исследований это предположение не подтвердилось – в этой части завала останки так и не были найдены.

[8] Осенью 1941 г. с территории Ирана были выведены 44-я и 47-я армии и в оперативных отделах их штабов могли оставаться такие карты. В ходе завершающего этапа оборонительной операции Крымского фронта на 47-ю армию  была возложена задача по обороне Таманского берега, она переправлялась с Керченского полуострова первой и достаточно организованно, так что сотрудники штаба 47-й армии находиться в каменоломнях, а тем более уничтожать там документы не могли.

[9] Малая крепость – это выдвинутый на 1,5 км к северо-западу форт крепости на мысе Ак-Бурун (Ак-Бурну).

[10] Можно предположить, что и здесь какую-то часть документов не успели или не захотели уничтожать, и они могут быть спрятаны на территории каменоломен.

[11] Интересно, что среди последних были и не использованные – шинельные петлицы, «прихваченные» нитками за углы (пара).

[12] Нашивка представляет собой суконный овал красного цвета с вышитыми в центре серпом и молотом на фоне меча рукоятью вверх, в обрамлении стилизованного венка [Куценко, Рудиченко, с. 111, 120-121]. О находках такого рода (и не только в каменоломнях) нам ничего не известно.

[13] Видимо, сваленные в низовку карты обливали соляркой и пытались сжечь, но еще до полного сгорания всей бумаги они были присыпаны тырсой и завалены различным мусором.

[14] В картотеке участников обороны Аджимушкайских каменоломен Поливанов Г.Р. не значится. ЦАМО РФ на запрос в отношении Поливанова Г.Р. не ответил по существу, в связи с недостатком установочных данных.

[15] При проведении реставрационных работ удалось установить принадлежность еще одного документа – в карточке за № 3843451 четко читалась подпись владельца, военнослужащего 398-й стрелковой дивизии – «Бобырев».  Две фамилии, прочитанные частично, стали известны из справки Российского государственного архива социально-политической истории (№ 1154и от 5.11.2001 г.): Девидзе Шалва Нестерович (учетная карточка №3843453) и Качур Михаил Яковлевич (учетная карточка №3843465). ЦАМО РФ на запрос в отношении судеб указанных военнослужащих не ответил.

[16] Найденные учетные документы не позволяют установить новые имена защитников каменоломен, тем не менее подобную находку можно считать уникальной – это лишь третий случай находки комплекса документов подобной сохранности за весь период поиска в каменоломнях, считая находку документов штаба 2-го батальона в 1987 г. [Соколов, 1988, с. 13-16], и комплекса документов руководителей гарнизона Малых каменоломен в 1990 г. [Симонов, 1990; Соколов, 1990, л. 5-6].

[17] Известно, что карабинами и винтовками сист.Маузера иранского производства были вооружены военнослужащие некоторых частей 44-й и 47-й армий, выведенных осенью 1941 г. из Ирана.

[18] MG-17 – синхронный вариант MG-15, в варианте турельного авиационного пулемета, создан в 30-е гг. в Германии на основе обр.S.2-200, производился в Швейцарии [Монетчиков, 1999, с. 39-40].

[19] В западной части конуса завала найдены разрозненные останки не менее двух человек [Симонов, 2001, л. 11].

[20] Первый боец лежал вдоль стены целика почти вплотную к ней (на расстоянии 0,1-0,3 м), на спине. Руки согнуты в локтях и прижаты к груди (левая кисть в области сердца), ноги вытянуты, верхняя часть костяка слегка отклонена влево и приподнята за счет повышения уровня пола. Следы одежды не фиксируются, обут в сапоги со штампом фабрики «Парижская коммуна». Под бойцом лежало раздавленное медицинское судно, рядом – фрагмент шахматной фигурки и четыре пол-литровые банки. При эксгумации останков под первым погибшим обнаружены останки второго бойца. Он лежал под углом к первому, на спине, касаясь стопами  стены целика. Руки слегка согнуты в локтях, кисти рук в области таза, ноги вытянуты. Без обуви, со следами теплой одежды на костяке. Рядом с правой кистью лежал химический карандаш, над левой бедренной костью – коробка противогаза. При расширении раскопа удалось разбить и снять массивные плиты, под которыми лежали останки еще двух человек. Третий боец, придавленный плитой, лежал практически параллельно второму на правом боку, лицом вниз. Правая рука под костяком, вытянута вдоль тела (слегка согнута в локте); левая – сильно согнута в локте, плечевая кость вдоль тела, предплечье поднято; ноги вытянуты, скрещены. Без обуви, со следами одежды на костяке. На костяке следующие повреждения: сломаны подвздошные кости таза, левая бедренная кость, крестец треснул. В районе таза найден химический карандаш, вставленный в револьверную гильзу, в районе лопаток – столовая ложка. Четвертый боец лежал еще дальше под плитой, вплотную к третьему, на животе, голова повернута влево, верхняя часть костяка слегка развернута влево. Локти сильно отведены назад, предплечья опущены вдоль тела, ноги вытянуты. Без обуви, со следами одежды на костяке. На левой ноге – аппарат, фиксирующий кости при переломах, кости голени в нижней трети сломаны. На его спине (правой лопатке) лежала левая рука третьего погибшего. Никаких документов или вещей, позволяющих идентифицировать погибших, на останках не было [Симонов, 2002-2003, л. 7-8, схемы №№ 6-8].

[21] То, что бойцы не были захоронены, а погибли под обвалом не вызывает сомнений, несмотря на параллельное положение костяков. Под плитами, придавившими последних двух раненых, тырсы практически не было, а между плитами и костяками сохранились пустоты.

[22] Имеется в виду большой завал, обозначенный на карте №№ 54, 55, 113, 114.

[23] На стенах целиков, ограничивающих южную часть низовки, заметны повреждения, происхождение которых можно объяснить взрывом внутри каменоломен.

[24] Подобные надписи хорошо известны [Симонов, Демиденко, 2001, с. 199-204]. Немало их сохранилось в южной части Малых каменоломен. С определенной степенью вероятности можно допустить, что надпись сделана рукой горного мастера Медведева.

[25] Следы старых карьеров хорошо заметны в верхней части воронки. Аналогичные следы отмечаются и во многих других местах [Демиденко, Перепелкина, 2003, с. 144]. Видимо, немецкие саперы активно использовали имеющиеся в этом районе карьеры при закладке взрывчатки для обеспечения максимальной эффективности взрывных работ.

[26] В пользу последнего предположения свидетельствуют результаты осмотра воронки над завалом «Политотдел» — при определенном освещении можно разглядеть общее направление излома пластов камня при последовательных взрывах, да и сама воронка имеет удлиненную форму.

[27] Череп был сильно зажат упавшими плитами, а остальные кости – сложены горкой в пустоте между камнями. Рядом с останками сохранилось деревянная подпорка, на которой лежала круглая металлическая решетка, закрытая полиэтиленовой пленкой. Естественным было предположить, что это останки, обнаруженные в 1988 г. ростовчанами [Щербанов, 1988, л.53]. Позже керчанин В. Дмитриев, работавший в 80-е гг. с ростовскими группами, подтвердил это предположение. Тогда они пытались достичь дна низовки в этом месте, заложив узкий вертикальный колодец. Когда пошли останки, запах разлагающейся органики был настолько сильным, что работы пришлось прекратить и колодец засыпать. Не вызывает сомнения, что эти останки также принадлежали бойцам, находившимся в «санатории».

[28] Можно предположить, что медальон-смертник и плацкарты принадлежали бойцу, разрозненные останки которого были найдены рядом.

[29] Было высказано предположение, что медальон, плацкарты и нательный крест принадлежали погибшему, разрозненные останки которого были найдены среди камней выше слоя. Однако достаточных оснований утверждать это все таки нет.

[30] Характер выработки в этом месте удивил даже специалиста по горным выработкам О.Боброва, досконально знающего технологию добычи камня и типы выработок. Открытая стена низовки имела непривычную закругленную форму.

[31] Понятно, что указанные документы не имеют отношения к обороне каменоломен подземным гарнизоном. Ни одна из фамилий в картотеке участников обороны не значится.

[32] На наш взгляд, эта яма – колодец, который начинали рыть на территории 3-го батальона и бросили из-за больших потерь личного состава батальона после первых газовых атак, предпринятых противником [Симонов, 2003а, с. 77-78].

[33] Перекрытие было разбито упавшими плитами, сильно прогнило, частично рассыпалось, в результате чего первоначальную форму реконструировать невозможно. В пользу предположения, что сруб закрывали дверями свидетельствует находка пяти дверных ручек в стволе колодца. Фактически перекрытие выполнило свою роль, и сдержало упавшие плиты. Ствол колодца был засыпан тырсой до глубины м, которая без сомнения постепенно просыпалась вниз по мере разрушения перекрытия за прошедшие десятилетия.

[34] При работе на дне колодца поисковики вынуждены были постоянно перемещаться, так как тырса была очень влажной, под ногами продавливалась, а образовавшиеся углубления довольно быстро заполнялись водой. Представляется вероятным, что за прошедшие с 1942 г. десятилетия глубина прохождения водоносного слоя существенно не изменилась.

[35] На наш взгляд, колодцы начинали строить на территории каждого батальона, а их в гарнизоне было три.

[36] Последенее представляется достаточно убедительным. Вряд ли для горного инженера (а таких под землей было немало) было бы очень сложной задачей определить перспективные места, зная глубины наружных колодцев и характер выработок.

[37] Интересно, что вокруг колодца находили довольно много рыбных костей и чешуи – возможно, это следы доппайка, который выдавали бойцам, занятым на строительстве колодца.

[38] Фактически перекрытие выполнило свою роль, и сдержало упавшие плиты. Ствол колодца был засыпан тырсой до глубины м, которая без сомнения постепенно просыпалась вниз по мере разрушения перекрытия за прошедшие десятилетия.

[39] Не вызывает сомнений, что при завале колодца никто не погиб: ни в колодце (а некоторые аджимушкайцы вспоминали, что во время работы в нем завалило саперов), ни на прилегающей территории никаких останков, относящихся к этому периоду мы не нашли. Останки двух бойцов были найдены нами примерно в 5 м северо-западнее колодца, но на границе завала и на более позднем культурном слое. Первый боец лежал на спине, ноги вытянуты, голени скрещены; руки слегка согнуты в локтях, кисти в районе таза. Череп разбит, грудная клетка раздавлена (в верхней части все ребра смещены и развернуты, имеют сломы), правая тазовая кость треснула. Прижизненные повреждения – левая голень сломана. Обуви и снаряжения нет, одежда не фиксируется. Второй погибший лежал рядом, на спине, руки согнуты в локтях, кисти прижаты к лицу. Ребра с левой стороны сломаны, череп проломлен каменной плитой, кости ног сдвинуты плитами завала (схема № 8). Рядом с погибшим – два стабилизатора от авиабомб калибра 100 кг. Оба погибших лежали на тонкой подстилке из морской травы. На наш взгляд, эти бойца также находились в «санатории», и погибли одновременно с теми ранеными, останки которых были эксгумированы в южной части низовки.

[40] В отчетах военно-поисковой экспедиции «Аджимушкай», начиная с первого сезона в 1972 г., неоднократно отмечается работа по разборке завалов. Однако фактически эта работа сводилась к зачистке подступов к ним, или попыткам проникнуть под завал, используя пустоты между обвалившимися плитами и стенами целиков.